| [indent] — Взгляд у тебя странный, — говорит Грейс и улыбается. — Заторможенный. Как у рептилии.
Это какая-то новая, свежая характеристика ее внешности. Вэнди смотрит на себя в зеркало и тщательно взвешивает факты. От фактов зависит, позволит ли она словам близняшки застрять в своей голове на следующие десять лет. Грейс всегда говорит то, что думает, и всегда улыбается при этом, словно ожидает, что улыбка извинит изуверскую честность, которую сама она зовет искренностью и считает своим положительным качеством. Сколько Вэнди себя помнит, она — единственная в окружении Грейс, кого та щедро кормит правдой, не делая ни малейшей попытки сгладить острые углы. Остальные удостаиваются лишь туманных намеков, загадочных улыбок и диалогов в духе подростковых фильмов, где абсолютно каждый персонаж блещет остроумием и индивидуальностью. Грейс так же, как и они, всегда знает, что лучше сказать, как отвесить комплимент и когда нагрубить, и поэтому ладит со всеми: с отличниками, с музыкантами, с квиддичистами, со слизеринцами, с учителями и другими взрослыми.
[indent] Здесь должна быть грустная история о том, как сложно делить людей, когда вас двое и вы одинаковые, но они, честно, не испытывали с этим проблем. Вэнди мерещится, что бесчеловечные замашки Грейс находят отражение в ее друзьях и знакомых, поэтому Хогвартс делится для нее на две неравные половины. На одной из них сестра плывет по коридору в окружении своей свиты (где каждый участник абсолютно равноправен, уважаем, принимаем), свечи золотят ее макушку, а ясные, умные глаза целеустремленно глядят в светлое будущее. На второй Вэнди проводит магические эксперименты над камерой одиннадцатого айфона и лишает Рэйвенкло баллов факультета, играет в квиддич и лишает Рэйвенкло кубка школы, вступает в магические и рукопашные конфликты с суками, которых, вопреки стереотипам, достаточно на каждом факультете и среди любых фамилий, и лишает себя сестринского расположения. Грейс вообще против стереотипов — она идет, волосы назад, через весь двор, чтобы пообщаться с теми, чьи родители пытали ее родственников, и называет Вэнди ограниченной за то, что та поддается токсичным установкам, которые, по сути, не имеют к ней вообще никакого отношения. Это уже отдает такой черной неблагодарностью, что Вэнди даже страшно выходить на разговор — ведь если бы Элджи Лонгботтом на старости лет не решил сделать немного добра и не забрал из приюта двух девочек с очевидными магическими задатками, они бы так и мотались по приемным семьям, а потом она не знает, что было бы. Сторчались бы, наверное.
[indent] — А ты не думала, что он, строго говоря, похитил нас с помощью своих волшебных сил? — Грейс поднимает мягко очерченные брови. Ее волосы волнами текут по плечам (свои Вэнди обрезала по плечи лет в двенадцать и у нее все никак не получалось отрастить их обратно). — Кто в здравом уме доверил бы пятилетних детей одинокому старику со странным чувством стиля и без документов?
[indent] Она, как обычно, теряется с ответом. Ей хочется возразить, что если бы не приемный дед, то не было бы и дома, и комнаты, в которой они жили только вдвоем, без кучи чужих девочек (до тех пор, пока не уехали в Хогвартс, чтобы жить там с кучей чужих девочек, но это ведь совсем другое). Не было бы портрета бабушки Энид, которую они не застали в живых, но которая неизменно улыбалась им и говорила обязательно мыть руки перед едой. Не было бы Фрэнка, и Минни, дяди Невилла и тети Ханны, с которыми они общались редко, но которые бы, наверное, помогли им в случае чего, она уверена в этом почти наверняка, хотя, конечно, вряд ли они что-то у них когда-либо попросят. Не было бы тех, других дедушки и бабушки, на визитах к которым в Мунго Элджи никогда не настаивал, а Грейс начинала капризничать и увиливать, поэтому их Вэнди видела всего два раза.
[indent] — Эта коллективная вина, военноцентричность — они, знаешь ли, порождают очень нездоровые настроения в магическом обществе. Уже столько лет прошло, — за спиной у разглагольствующей Грейс стоит ее подружка Лестрейндж и ехидно скалится, беззвучным движением губ обещая Вэнди пиздец на следующем матче. Сердце Вэнди от этого зрелища бьется где-то в желудке: она капитан команды уже целый год и они проиграли почти каждую игру в сезоне. — Все, кто сейчас сталкивается с предубеждением, тогда были всего лишь детьми. Это очень несправедливо. Ты бы ведь не хотела, чтобы к тебе так относились?
[indent] — А я-то что сделала? И как ты можешь притаскивать ее в их дом? — в этот раз она все-таки не сдерживается, и каким-то образом это перерождается в грандиозный скандал, в котором дедушка Элджи в кои-то веки встает на ее сторону, а Грейс со скандалом сбегает из дома на целое лето.
[indent] На седьмом курсе они подчеркнуто игнорируют друг друга и делают много странных вещей, стремясь побольнее друг друга задеть. Как обычно, Грейс удается лучше, и она выглядит самодостаточной, преуспевающей и занятой. Вэнди же не возвращается в команду, благополучно заваливает экзамены и несколько месяцев дрейфует в утробе депрессивного эпизода, пока не обнаруживает себя в месте, где умирают мечты о благородных победах над злыми волшебниками, спортивных подвигах и вечной славе — Лютном переулке. Дедушка Элджи не в курсе, где и кем она работает. Грейс давно исчезла со всех радаров. Слишком давно — но Вэнди не слишком переживает. Сестра же мечтала быть свободной, развиваться, путешествовать. Соприкоснувшись с такими приземленными вещами, как работа в продажах, она бы пришла в ужас, а страдать все равно пришлось бы Вэнди.
[indent] А вот пагубная склонность к техномагическим экспериментам наверняка пришлась бы Грейс по вкусу, ведь это уже отдает чем-то великим. Будь сестра рядом, она бы, может, организовала ее деятельность как-нибудь эффективней и безопасней, но без Грейс Вэнди не охотно задумывается о том, насколько сильно ужесточились законы со времен, когда она еще училась в школе. Для нее тезис «если никто не узнает о том, что чем я занимаюсь — меня не посадят» звучит как что-то вполне рабочее. О том, что у людей с ее талантами есть целое сообщество со своими ограничениями и принципами, она тоже узнает далеко не сразу, а когда узнает, оказывается, что она уже успела нарушить основной из них, а значит, и вступать в этот закрытый клуб никакого смысла нет.
• список родственников:
Элджи Лонгботтом — приемный дед
Энид Лонгботтом ✝ — приемная бабка
Грейс Лонгботтом — сестра-близнец
Минни и Фрэнк Лонгботтомы — некровные кузены
Ханна и Невилл Лонгботтомы — некровные дядя и тетя
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
• политические взгляды:
Не определилась. Интересуется маггловской поп-культурой и техникой, но при этом для нее естественно желание жить в небольшом закрытом мирке, ведь, чем меньше общество, тем с меньшим количеством людей ей нужно взаимодействовать.
• артефакты:
Обязательно приду заверять попозже, когда понадобятся в игре.
• способности и умения:
Талант к любой созидательной магии: трансфигурации, чарам, зельеварению. При этом по всем этим предметам у Вэнди были весьма посредственные оценки, потому что заклинания и сваренные ей зелья редко когда работают так, как надо. Зато когда нужно организовать кустарное производство быстрого осветлителя для волос или придумать оригинальные способы предохранения, включающие в себя волшебную палочку и кусок паутины акромантула, ей нет равных. После выпуска она устроилась работать в лавку зелий, поэтому скилл изготовления базовых магических отваров пришлось быстро подтянуть, и теперь испорченным оказывается лишь каждый десятый.
Несколько лет играла в квиддич, но никогда всерьез не стремилась к профессиональной карьере, поэтому летает лучше обывателя, но хуже, чем люди, которые посвящают этому действительно много времени.
пример поста — Сегодня мы отрабатываем эверте статум, — голос у Майкла Эвермора четкий и звучный. На голову возвышаясь над большинством из присутствующих, он неторопливо прохаживается между нестройными рядами учеников. Руки за спину Майкл закладывает так, словно стремится лишний раз подчеркнуть ширину собственных плеч. Эван провожает его блестящими глазами и гадает, сможет ли сравняться с ним в росте через пару-тройку лет, учитывая, что уже сейчас ему приходится обновлять брюки и рубашки раз в несколько месяцев, чтобы те идеально сидели по размеру. Мадам Розье это важно, а значит, важно и Эвану. О ее пожеланиях при посторонних он, впрочем, молчит, ведь невозможно дважды произвести первое впечатление, а прослыть маменькиным сынком кому охота. Но при возможности Эван все равно жестоко проезжается по внешнему виду тех, кто чем-то ему не угодил. Просто, чтобы напомнить, что он лучше, чем они.
Внешний вид Эвермора безупречен. Эван испытывает к нему нечто сродни тому, что чувствуют фанаты квиддича по отношению к особенно перспективным игрокам. На слепое обожание это не похоже: безотчетно Розье подмечает каждую шероховатость, пусть та и выражается не в мятой рубашке или плохо выбритой щеке, а в очевидных нотках самолюбования и гордыни, которые у любого другого он счел бы за позорное проявление слабости. Майкл же — староста, один из лучших учеников школы, глава подпольного дуэльного клуба Слизерина — полностью, по мнению Эвана, в своем праве. Розье отчаянно хочется его впечатлить.
Поэтому он слушает инструкции с лицом, полным прилежного внимания и ни словом не упоминает тот факт, что нынешним летом отец сломал ему руку, тренируя как раз эверте статум и раз за разом давая ему ощутить свободный полет на собственной шкуре. Нынешнее занятие дуэльного клуба — первое в этом году, и воспоминания еще свежи. В отличие от их заднего двора, в Выручай-комнате по полу раскиданы матрасы, поэтому Эван даже не думает сдерживаться, раз за разом заставляя своих вынужденных противников кувыркаться в воздухе. Несколько раз ему и самому прилетает, но ответные атаки Розье посылает, едва успев оторваться от матраса, словно ударяя исподтишка, без замаха. В эти мгновения по лицам противников он видит — они его боятся. И Эван продолжает, пока, наконец, другие ученики не начинают откровенно его сторониться, предпочитая тренироваться в паре с кем-то менее безжалостным.
Раскрасневшийся и довольный, Розье надеется, что против него встанет сам Майкл, раз уж желающих больше нет. Но вместо этого в стихийно образовавшийся круг выходит щуплый мальчишка, при виде которого у Эвана невольно вырывается полуразочарованный, полураздраженный смешок.
— Серьезно? Нет, здорово, конечно, что ты наконец решил оторваться от книжек. Папаша-то не заругает?
Ничего плохого в том, чтобы пускать в дуэльный клуб второкурсников, Эван не видел — когда дело касалось его самого. Это ему нужно было учиться всему как можно раньше. Это Эван в свои двенадцать лет отчаянно рвался вперед всех и смел выходить против учеников на несколько лет себя старше. Нынешние малявки так не выступали. Уж точно не против него. Что тут забыл Барти Крауч-младший, Розье был без понятия.
Они, разумеется, были знакомы — как не быть, когда ваши родители вынужденно вращаются в одних и тех же кругах. Однако все, что Эван знал о нем до сих пор, умещалось в скудный и скучный набор характеристик. Стремный. Тощий. Унылый. Не причесывается. Едва ли общается с кем-то, кроме учебников.
Взгляд Розье смягчается. Не от пробудившихся вдруг добрых чувств. Он молчит, но по кругу из учеников пробегают смешки, потому что в его мягкой, дразнящей улыбке отчетливо проступает:
"Ну и куда ты лезешь?"
| |
НО КАК ЖЕ ШИКАРНО НАПИСАНО БОГИ! Я ПРОСТО
