Осталось всего три месяца. Три месяца беззаботной жизни в Хогвартсе, прежде чем Райкера встретит суровая реальность. Он снова будет недоедать, брить голову налысо чтобы не завелись вши, вставать вместе с матерью в четыре утра и мыть полы сраной гостиницы, драить сортиры на каждом ебаном этаже, а потом – помогать на кухне. На пару летних месяцев он забудет, что он волшебник. А после седьмого курса – возможно, забудет вовсе. Дерьмо – всё, что ждет его в его ебаной жизни.

Но пока…

Пока что он в Хогвартсе и может себе позволить такую роскошь, как сон и завтрак. Он благодарен судьбе и своим покровителям, правда. Только не от всего сердца, когда думает о будущем. Грант считает дни, что ему осталось провести в стенах школы. В достатке и безопасности. И ни один такой день не будет прожит зря. Поэтому каждое утро Райкер вкалывает на квиддичном поле. Он смотрит на то, как солнце встает над запретным лесом и предвкушает величайшее счастье в мире: полёт.

Райкер носит обноски. Ту одежду, которую пожертвовали прихожане церкви, в которую ходит его мать. Он знает: она не верит в Бога. Но там можно получить много бесплатных возможностей. Райкеру плевать. В Хаффлпаффе над ним не смеются, особенно, после пары устроенных им драк. То немногое, что мать купила для его учебы, она нашла в магазинах подержанных вещей в Косом переулке. На мантии Райкера стоят заплатки. А учебники… учебники для него собрали в библиотеке – из тех, что оставили здесь выпускники школы.

Конечно, нет речи о покупке настоящей спортивной метлы – она стоит целое состояние. Любая метла ему не по карману, если честно. Даже если он не потратит ни цента из заработанных летом денег, все равно не сможет ее купить. У некоторых учеников есть собственные метлы. Ебаные пижоны и маменькины сынки! Райкер ненавидит их всех.

Когда Райкера взяли в команду факультета, тренер принес ему старенький Чистомет. На большой скорости он забирает немного влево, но парень привык это учитывать. Это лучшая метла, которую можно было найти среди школьных потрепанных развалин. Настоящая! Почти его. Райкер и этому рад.

Перед тем, как выйти на поле и подняться в воздух, Райкер курит за раздевалкой. В этой привычке он себе отказать не может, и тратит львиную долю сбережений на сигареты. Кому не нравится – может пойти отсосать самому себе. Нахуй здоровый образ жизни, когда жизнь такая хуевая. Но все становится лучше, когда Райкер взмывает в небо. Он делает несколько кругов над полем, постепенно набирая скорость.

Райкер не сразу замечает темно-синюю точку, движущуюся по полю. Он направляет метлу вниз, чтобы ловко спешиться и, конечно, послать пришельца нахуй. Чем ближе он подходит к тому, кто нарушил его планы, тем хуже становится его настроение. Ещё хуже – это возможно, правда? Потому что это ебаный Алиот Сэлинджер. Живое воплощение всего, чего у Райкера никогда не будет. Оплот его ненависти.

- Какие люди! – произносит Рик нарочито громко и четко, растягивая слова. Его глаза горят недобрым огнем, а улыбка больше напоминает звериный оскал, - И без охраны, смотрите-ка. Даже ни одной фанатки с собой не притащил.

- Знаешь, что, Алиот? Вали отсюда к чертовой матери. Я первый пришел.

Доминик выскальзывает из спальни, когда окончательно убеждается, что девчонки спят крепким сном, хотя вообще-то Уизли совсем не парится на этот счёт. Даже если бы кто-то застал её за ночной вылазкой — да и такое бывало уже не раз — Дом бы это не остановило. Вопрос лишь в том, как именно она выкрутила бы эту ситуацию в свою пользу. Заклинание паралича, заклинание забвения, просто пара брошенных колких фразочек, обидных или, наоборот, вызывающих доверие — способов масса, один другого лучше, но рейвенкловка обычно действует по ситуации. И пока что проколов с ней практически не случалось.

Мэйси — мисс Староста — уже уснула, но на всякий случай Доминик за ужином подмешала ей пару капель зелья для крепкого сна. В учебниках по этике об этом не писали, зато в жизни работало безотказно. С этой фифой всегда какие-то проблемы. Дом уверена, что у неё с головой не всё в порядке, иначе чего она каждый раз истерит и вопит, как мандрагора, когда Уизли занимается своими делами, никого не трогает? Ну кому нужны эти баллы школы? Этот дурацкий бесполезный кубок? Пыль она итак найдёт где хранить, ничего особенного в этой железке Уизли не наблюдает. А наказания давно перестали действовать на неё должным образом. Её вообще уже стараются мало куда пускать и мало к чему подпускать. Сидят только и молятся Мерлину, чтобы Дом поскорее выпустилась.

Она дождалась, пока в комнате не останется ни единого шороха — и только потом встала. Медленно. Ловко. Сначала — за мантией, потом — за палочкой, и, наконец — за книгой. Той самой, с которой всё и началось. Толстый фолиант из закрытого крыла библиотеки с замысловатой надписью «Реликты, утопленные и забытые».

На странице 237 — между описанием зачарованной якорной цепи и маски для общения с кальмарами — была запись о Чешуе Эйноха.
Всего один фрагмент. Пластина, серебряная и гладкая, как зеркало под лунным светом. Говорят, её носил преступник-артефактор, тот, что обворовал Министерство в одиночку и не оставил ни одной магической зацепки. Артефакт делает тебя невидимым для любых средств обнаружения, включая заклятия слежения, магические карты, даже портреты.И где он сейчас? Конечно — на дне Чёрного озера, у русалок. И, конечно, Доминик захотела его. Потому что:
а) это почти невозможно;
б) это почти гениально;
в) почему, чёрт возьми, нет?

Он уже ждал её, когда она вышла из башни, её несменный подельник. Такой же рыжеволосый, но отчего-то слишком обеспокоенный. Дом замечает метлу и хмыкает. Конечно, этого стоило ожидать. Сама она предпочитала тайные проходы, порталы в картинах и прочие секретные штучки замка, которые явно соорудили не просто так. Грех не пользоваться.

— Как обычно, — отвечает она на вопрос, даже слегка удивлённо. — Добавила Мэйси в чай снотворное зелье. Ей теперь обеспечен сладостный сон, как у профессора Бинса. В остальном всё путём. — Девушка пожимает плечами и выуживает из сумки книгу. — Смотри. — Доминик пролистывает страницы фолианта и тычет пальцем, с выкрашенным в ярко-синий цвет ногтем, в страницу. — Чешуя Эйноха...  это что-то вроде древнего морского дракона, — поясняет она спокойно, опережая возможный вопрос. — Серебряная пластина, невидимость для всех видов магической слежки. О ней ходят легенды. И она — на дне озера. У русалок. Возможно, охраняется кем-то. Возможно, проклята. Возможно, нас возьмут в плен и подадут на обед гиппокампам. В общем, ничего нового.

Уизли издаёт пару зловещих наигранных смешков и протягивает Джеймсу книгу для ознакомления. Осматривает окрестность, и переводит взгляд на тёмную водную гладь. Это точно не хуже ночных прогулок по Запретному лесу. Может, примерно одинаково. Мама точно в восторге не будет, но Дом всё ещё надеется, что об этом никто не узнает.

— Ну что, готов? — звучит больше как утверждение, а не вопрос, но Доминик не слишком придаёт этому значение. Она уже скидывает верхнюю одежду, оставаясь в предусмотрительно одетом заранее купальнике. Подхватывает свою волшебную палочку, с интересом оглядывает прибор освещения Джеймса. Что-то из маггловского мира, похоже. Книгу и вещи Дом прячет в груде огромных валунов. Напоследок, перед самой кромкой воды, девушка накладывает на себя Заклинание головного пузыря — верный помощник при использовании Навозных бомб — и почти без сомнений погружается в прохладный озёрный омут.

— Сколько же тогда лет тебе? — поинтересовалась из-за спины Сирхана девушка. Две тысячи лет долгий срок, если говорить о существах выше людского рождения. Но для божественных созданий это иное стечение прожитых лет.
Этот ведьмак привнес в её вечер ароматы и каждый был неприятнее первого. Вот только от мыслей не скрыться.. Узнай Саша раньше, что ей пленитель ранен, то она бы этим воспользовалась, затерявшись в огнях ночного города. Но сейчас в ней теплилась какая то связь с оставленным на набережной Генри и камнем в закромах Сирхана. А потому она вежливо игнорирует запах раны, оставляя собственное знание при себе. Чувствовала, как ее кости вибрируют в такт глухому гулу, исходящему от приближающейся процессии.

"Город-караван". Она слышала о них легенды, в которых говорилось о блуждающих поселениях, что кочевали по пустыням, собирая дань и рабов, оставляя за собой лишь выжженную землю и отчаяние. И вот, один из них надвигался прямо на них.
Сквозь пелену песка стали проступать очертания огромных платформ, каждая из которых была увенчана причудливыми строениями – куполами, башнями и шатрами, соединенными между собой узкими мостиками. Все сооружения были украшены яркими тканями и сверкающими безделушками, контрастирующими с унылой картиной рабов, тянущих их в мучительном молчании.

Всадник приблизился, и Шура смогла рассмотреть его лицо.  Его белоснежная одежда контрастировала с выжженной пустыней, словно он прибыл из иного мира. Впрочем, так ли далеко от правды были мысли девушки?
Их разговор казался неясным ей шумом. Два чужих ей человека перекидывались фразами и Александре пришлось только лишь наблюдать, недобро сощурившись на фразе второго о подарке.

Саша почувствовала легкое волнение, услышав слова Сирхана о свободе. Свобода… Тогда зачем это все? Почему нельзя просто попросить помощи? Эти мужчины... Топорные методы выборе союзников через силу не гарантируют никакой верности. Однако эта война, какой бы она ни была и какова бы её цель ни была, это все не касалось Моретти. От того и метод был столь грубым и угрожающим, ведь она бы отказала.
Свобода... В ее нынешнем положении оно звучало как нечто нереальное, как сказка, в которую сложно поверить. "А потом она будет свободна и сама решит свою судьбу…" Эта фраза эхом отдавалась в ее голове. Не подарок, не игрушка, не рабыня.
"Всего лишь" орудие. Это не лучше рабства. Это задевает...
Темно-карие глаза встретились со взглядом Бадави. Эта их вежливость, словно перед ними гостья, а не пленница, поднимали внутри девушки что-то темное. И все же выказывать характер сейчас не подходящее время.
— Александра, — представилась девушка, слегка склоняя голову в ответ. Древних ей лучше не обижать.